– Казахстан большей частью своей территории относится к зоне рискованного земледелия, связанного как с резко континентальным климатом, так и дефицитом водных ресурсов. Ситуация с нехваткой воды осложняется растущими потребностями соседних стран. Какое из соседних государств наиболее активно в отношении забора воды из трансграничных рек? И как это может отразится на экономике Казахстана в ближайшем будущем?

– У нас 8 водохозяйственных бассейнов, из них 7 считаются трансграничными, один бассейн внутри государства. Водные ресурсы этих рек и количество воды изменяются. Это следствие как закономерных природных явлений, так и в целом глобальных климатических изменений.

Есть равнинные и горные реки, в последних осадков больше. Равнинные расположены в Западном, Центральном, Северном Казахстане. В этих регионах количество осадков ежегодно катастрофически меняется. Объем водостока реки, например, в этом году 10 куб. км., а может быть в сто раз меньше – примерно 0,1 куб. км.

В Кызылорде уже бьют тревогу, что в Сырдарье заметно снизился уровень воды. Это следствие не только природных факторов, но и антропогенных. Если обычным природным явлением является летнее половодье – происходит таяние горных ледников и количество воды в летнее время увеличивается, то сейчас все наоборот. Максимальный сток по реке Сырдарья на территории Казахстана уже формируется в зимнее время или весенний период.

В силу многих факторов этот год был очень маловодным и особенную тревогу вызывает ситуация в приграничных реках с Китаем. Река Или Балхашского водохозяйственного района имеет объем порядка 28 млрд 885 млн куб воды, из них порядка 12 млрд формируется на территории Китая. Сейчас резко увеличились потребности Поднебесной в потреблении воды по причине ускоренного экономического развития. Согласно международной практике, деление воды в основном происходит по численности населения, проживающего на данной территории. Количество людей в этом регионе Китая на два порядка больше всего населения Казахстана, поэтому от 12 млрд они могут забрать большую часть. Если между государствами по договоренности потребление воды составляет 50 на 50, то из-за высокой плотности населения соседи могут забрать не 50, а 70-80% воды. Это обстоятельство вызывает опасения.

Естественно, идет не только потребление большого количества воды, но и загрязнение реки. Приток по реке Или на территорию Казахстана может уменьшаться. Если сейчас ежегодный забор воды составляет порядка 3-4 млрд, то в перспективе это может быть 5-6 млрд, а то и больше. Тогда положение в этом бассейне может значительно ухудшиться.

– Какова, на ваш взгляд, судьба озера Балхаш в текущем столетии? Есть ли угроза его распада на два или более пересыхающих водоема подобно Аралу или все же есть шанс сохранить его?

– Если наблюдать природные процессы, то отметки Балхаша колебались и выше, чем 343 метра. Самый крайний нижний уровень 341 м. Если с территории Китая будет воды поступать меньше и притоки Или на территории Казахстана интенсивно использовать, приток в Балхаш будет уменьшаться. Естественный процесс испарения мы остановить не можем. При падении уровня воды ниже 341 метра озеру грозит катастрофа. Поскольку оно состоит из двух частей – соленой и пресной, если по реке Или будет поступать меньше воды, соленость западной части будет прогрессировать. А это значит, что предприятия, потребляющие воду из озера, будут вынуждены выполнять дополнительные работы по водоподготовке или закрыться. Дальнейшее понижение уровня Балхаша и повышение концентрации соли приведет к распространению солончаков в регионе, ухудшению качества возделываемых земель.

Аральское море мы уже потеряли, а сможем ли сохранить Малое Северное Аральское море – вопрос.

Чтобы сохранить Балхаш, мы должны отрегулировать проблему вододеления между Китаем и Казахстаном. Этот процесс продолжается уже больше десятка лет, но Китай не торопится с заключением международного договора. Поднебесную все устраивает, но для нас промедление может быть критическим.

– Что делать Казахстану, если вместо положенного объема воды получит мелеющие усыхающие русла? Как нам отстоять свое право на воду у «выше лежащих» соседей?

– Это касается не только Китая. Никакие договора с соседними странами по трансграничности рек не эффективны, пока не будут внедрены механизмы по контролю за формируемыми или используемыми водными ресурсами. Вам скажут одни цифры о формировании и по потреблению воды, а на самом деле будут другие. И нет никаких достоверных источников, чтобы их подтвердить или опровергнуть. Я предлагал автоматизировать систему мониторинга от истока до конечной точки: где формируется сток, где гидрологические посты, кто забирает, кто сбрасывает. Если информация автоматически будет поступать всем заинтересованным государствам и отраслям, мы можем доказать на цифрах свою правоту и планировать свою деятельность по использованию воды на тот или иной период В европейских странах автоматизированная система слежения работает и это позволяет им контролировать и планировать процессы.

Для этого у нас должна работать автоматизированная мониторинговая система, вопросы по внедрению которой должно ставить государство. Например, Узбекистан создал Министерство водного хозяйства, а мы – наиболее уязвимая по водообеспечению страна, игнорируем эти вопросы. Наоборот, надо поднять проблему водообеспечения страны на высокий уровень, ставить во главе управленцев из квалифицированных кадров.

Чтобы начать целенаправленно работать над проблемой, сегодня просто необходимо преобразовать Комитет по водным ресурсам в самостоятельный орган. Все эти годы из-за бесконечных реорганизаций был упущен наработанный опыт, ушли хорошие специалисты из отрасли. Кроме того, нет преемственности в переговорных процессах из-за частой смены руководителей.

– Китай активно развивает свои западные регионы, в частности, Синьцзян-Уйгурский автономный округ. А как известно, любая хозяйственная деятельность требует воды, а значит – ресурсы рек Или и его притоков Иртыша, берущих начало в Китае. Означает ли это фактически водную гегемонию Китая в центрально-азиатском регионе?

– В свое время китайские кадры обучались в Советском Союзе, а сегодня они по квалификации опережают многие государства. Это позволило КНР стать мировым лидером в гидроэнергетике. В этой отрасли у них работают тысячи и десятки тысяч человек, а в нашем Комитете по водному хозяйству при Минэкологии работают около тридцати сотрудников.

Китай умеет правильно поставить задачу и эффективно ее решить, а мы не можем даже четко сформулировать ее.

А ведь сколько у нас документов принято по воде! В 2014 году приняли программу «Управление водными ресурсами Республики Казахстан», но через два года выяснилось, что она нуждается в корректировке. Потом говорили о необходимости специальной национальной программы, но ее до сих пор нет. Теперь говорят о зеленой экономике, где водные ресурсы – только одна из составляющих. Но вопросы водных ресурсов должны быть первостепенными. К сожалению, несмотря на коллективные обращения, нас никто не слышит. Государство, к сожалению, не до конца осознает глубину этой проблемы. Комитет по водным ресурсам минэкологии не распологает квалифицированным научным поенциалом. Обнадеживает намерение создать паспорт водных объектов с указанием количества рек и ручьев, но этого далеко не достаточно. Если до сих пор мы считали, что у нас 85 тысяч рек и ручьев, то теперь речь идет о 48 тысячах. Как считать? Весной ручьев могут быть сотни тысяч, а осенью – вдвое меньше. Вопрос очень тяжелый.

На Китай мы повлиять не можем. Он может себе позволить игнорировать достигнутые международные соглашения. В итоге идет многолетний вялотекущий переговорный процесс, не дающий никаких конкретных результатов.

Казахстан богат всем, кроме воды, а значит, должен относиться к ней особенно бережно. Все это понимают, но ничего не предпринимают. Например, по Сырдарье – рис самый большой потребитель воды, на один гектар требуется 30 тысяч куб. метров. Но для того, чтобы сеять другую культуру, нужна другая техника, технологии и специалисты. Рисоводы не хотят становиться бахчеводами. Круг замкнулся.

– Что случится, если Китай в одностороннем порядке изменит русло верховьев Иртыша? Сможем ли мы адаптироваться к жизни без этой водной артерии и как этого избежать?

– Подобная ситуация с трансграничными реками гипотетически возможна не только с Китаем, но и с другими странами нашего региона. Здесь нужно вмешательство международных организаций уровня ООН.

– Создается впечатление о том, что страны, на территории которых берут начало трансграничные реки, владеют и самими реками. Они строят каскады ГЭС, осуществляют активный забор воды на хозяйственные нужды, сбрасывают сточные воды... Согласны ли вы с мыслью, что в не столь отдаленном будущем борьба за воду станет главной причиной большинства конфликтов на Земле?

– Этого уже никто не отрицает. В будущем конфликты возможны именно из-за воды, в первую очередь, с нашими ближайшими соседями… Например, как правильно делить воду Сырдарьи? Кому она принадлежит – народу, который проживает у ее верховьев или всем народам, проживающим вдоль этого бассейна? Вопрос и политический, и экономический. Но главное – не нарушить природный баланс состояния окружающей среды. Эта цель зафиксирована в нашем Водном кодексе – оптимальный уровень использования воды и обеспечение экологической безопасности.

– Какой выход вы, как ученый, видите?

– Самый хороший пример – Израиль, где вообще почти нет пресной воды. Они опресняют морскую воду, не только обеспечивая свое население продукцией, но и стали одним из ведущих экспортеров продовольствия. Нам тоже нужно переходить на водосберегающие технологии, как в развитых странах. Иначе нас ждет экологическая катастрофа. Мы должны поставить перед собой очень конкретную цель – ежегодно снижать потребности в воде на один процент. Например, на одного человека в Нур-Султане в сутки расходуется триста литров воды, а в развитых европейских странах сто и даже меньше. Это не говорит о том, что они хуже начали жить, они научились экономно ее использовать. А мы еще все тратим, тратим….

Автор: Индира Кусаинова
Источник: Exclusive.kz