– Сейчас наступило какое-то затишье, но до последнего времени лишение адвокатов лицензии было распространенной практикой, – рассказывает известный алматинский адвокат Жан Кунсеркин. – Угрозы написать представление на принципиального адвоката, который не идет на сотрудничество, регулярно поступают от органов следствия, прокуратуры и судов. Минюст, не разбираясь в тонкостях дела, слепо встает на их сторону. Когда же обращаешься в этот орган с вопросом, насколько эти представления были законны или обоснованны, то в ответ мы получаем молчание. Почему? А потому, что и там тоже знают, что происходит беззаконие и ответить в общем-то нечего.

Это уже становится похожим на попытки запретить саму профессию. Самое интересное, ни на кого из других участников процесса, кроме адвокатов, не идёт такого давления. За последние два года только из числа моих знакомых были лишены лицензии несколько адвокатов. Это Раиса Якубенко, Сергей Сизинцев, Ерлан Газымжанов и Аманжол Мухамедьяров. Мухамедьярова, к примеру, наказали за публичный комментарий решения суда. Обиженная судья доложила об этом председателю суда, тот начал буддировать этот вопрос в минюсте. Это ведомство, даже не попытавшись разобраться в нюансах дела, поддержало его представление, подав иск о лишении адвоката лицензии. Вопрос о том, за что Мухамедьярова подвергли этому наказанию, остается для профессионального юридического сообщества открытым. Ведь адвокат не говорил о том, что судья вела процесс неадекватно, а, руководствуясь принципом гласности, который закреплён процессуальным законом, просто выложил видео из зала суда, где судья суда №2 Алматинского района Нур-Султана Гульжан Убашева на повышенных тонах разговаривала с участниками процесса. Он это сделал для того, чтобы наглядно показать, что этот орган, не слыша доводов оппонентов, вынес, с его точки зрения, незаконное решение.

Суды сегодня превратились в какие-то неприступные крепости – на процесс не зайдёшь, внутри здания стоять запретили еще до пандемии, а уж комментирование деятельности судей вообще возвели в ранг преступления. Но как тогда нам, адвокатам и общественности, реагировать на нарушение закона в ходе судебного процесса?

– С чем связано появление неограниченного права у минюста и судов наказывать адвокатов лишением лицензии?

– Я думаю, с тем, что адвокатское сообщество осталась единственной независимой профессиональной организацией, которая отстаивает требования закона. Основная часть адвокатов, занимая принципиальную позицию, в своей работе всегда указывает на нарушение закона в судебной практике при отправлении правосудия, при прокурорском надзоре и в ходе досудебного расследования. Тем самым мы говорим государству, что если оно издаёт законы, то должно соблюдать их. Под государством мы в данном случае понимаем прокуроров, судей и следователей.

– Что вы предлагаете для исправления ситуации?

– Мы считаем, что это право – лишение адвокатов лицензии – должно быть урегулировано. Также, как и в любой профессии, среди адвокатов есть разные специалисты. Среди нас есть и такие, которых действительно необходимо лишать лицензии, поэтому мы говорим о необходимости государственного органа для постановки вопроса об этом. Коллега Данияр Канафин как один из вариантов предложил внедрение такой процедуры, где мнение и позиция адвокатского сообщества также учитывались бы. Сейчас какого-либо правового регулирования этой процедуры нет. Напротив – лишение лицензии идёт по чрезвычайно субъективному мнению конкретного председателя суда.

– Почему же вы, профессиональные адвокаты, не можете защитить своих коллег, когда случаются такие прецеденты?

– Это вопрос немного детский. В процессе над Аманжолом Мухамедьяровым, который проходил в Есильском районном суде Нур-Султана, участвовали около 30 адвокатов, в том числе члены Алматинской городской адвокатской коллегии, но нас не слышали и не слушали. Дело в том, что существующая правовая система не содержит весь инструментарий защиты прав человека. Да, мы научились или приспособились работать с тем, что у нас есть. Но в результате Казахстан проигрывает почти все дела такого рода в международных правовых институтах, например, в комитете ООН по правам человека.

– А не говорит ли тот факт, что Казахстан проигрывает большинство судов в международных инстанциях, об уровне квалификации наших юристов в целом, и адвокатов, в частности?

– Также, как каждый народ заслуживает ту систему правосудия, которую он имеет, так и любая система правосудия заслуживает тех адвокатов, которые у нее есть. У нас уже не стесняются говорить о коррупции в судах. Сколько у нас сейчас судей? Около 3 тысяч? Если их всех уволить, то где нам взять такое же количество честных, добросовестных, квалифицированных и непредвзятых?

– Но ведь в Грузии справились с коррупцией и в судах, и в правоохранительных органах.

– Вы меня наталкиваете на мысль о том, что победа над коррупцией возможна только при смене политического режима, но я не хотел бы говорить о политике. К слову, Казахстан проигрывает дела не только по правам человека, мы давно уже проигрываем в международных арбитражах экономические споры. От чего это происходит? Да опять же из-за состояния судебной системы.

– Но судебная система перегружена – до 50 дел в день…

– Но при этом никто из них не спешит уволиться с должности! Посмотрите на кадровый резерв в департаменте юстиции на должность судьи в суд любой инстанции. Чтобы попасть на должность судьи, а еще лучше на должность судьи, например, в Алматы, он и его коллеги годами стоят в очереди.

Судьи экономической юрисдикции тоже жалуются на загруженность. Но ведь они могут и должны выкидывать все коммерческие споры в арбитражное производство, однако судебная система всеми правдами и неправдами препятствует этому. А ведь если коммерческие споры ушли бы из сферы наших судов, то было бы просто замечательно. Что такое вообще арбитраж? Это частное разрешение экономического спора, где не судьи выносят решение, а специалисты в области права – доктора наук, опытные адвокаты и юристы. Но наш арбитраж, как не устает говорить в своих выступлениях академик-цивилист Майдан Сулейменов, просто задушили на корню, тогда как в Европе, на которую мы равняемся, подавляющее большинство коммерческих экономических споров рассматриваются арбитражами, а не судами. Один из форматов арбитражной практики предполагает, что истец назначает своего арбитра, ответчик – своего. Эти два специалиста встречаются, чтобы вместе назначить третьего арбитра. И вот они втроем рассматривают дело. Делать это очень сложно, потому арбитраж невозможен без медиации, а это уже отдельный институт. У нас медиация тоже начала было зарождаться, но в итоге ее услугами не пользуются, основными медиаторами продолжают выступать судьи.

– А почему суды наделили такими неограниченными полномочиями?

– Они, действительно, должны быть властью, но в наших условиях они не властью наделены, а полномочиями. Это им больше нравится. Наказать адвоката – это с удовольствием, для них большая радость – поставить его, как они считают, на место. Из своего опыта общения с ними я знаю, что они очень любят хвастаться друг перед другом своими карающими полномочиями – я того посадил, и этого тоже. Но за 30 лет практики я ни разу не слышал, чтобы судьи с энтузиазмом рассказывали о том, как они оправдали или освободили человека прямо в зале суда. Оправдания в суде бывают, но это происходит крайне редко.

– Чем, на ваш взгляд, опасна ситуация, когда судья по отношению к адвокату или другому участнику процесса руководствуется личной неприязнью или обидой?

– Не знаю насчёт социального напряжения, о котором сейчас много говорят, но самым наглядным индикатором той системы правосудия, которая у нас сформировалась, является проигрыш Казахстана в международных арбитражах по коммерческим спорам. Это называется – приехали. Мы проиграли там уже много споров. Молдавские бизнесмены Стати, о которых много пишут, – это всего лишь верхушка айсберга.

– Но ведь в международных судах участвуют и адвокаты тоже. Почему же ваши коллеги проигрывают там, где их слышат? Разве суть вашей независимой профессии не предполагает постоянное повышение квалификации?

– Мы проигрываем не в судах, а в основном в арбитражах, а это не совсем суды. Почему проигрываем? А потому что там, за пределами Казахстана, арбитражное производство независимое, арбитру невозможно позвонить из местного акимата, чтобы спор решили так, а не иначе. Другой вопрос, почему к этим делам до сих пор привлекают иностранных юристов, а не казахстанских адвокатов и юридических консультантов. Ответ на него простой. Сидит, например, в Нью-Йорке на Уолл-стрит юридическая фирма, где один из сотрудников – выходец из Казахстана, который некогда учился в одной школе с кем-то из наших высокопоставленных чиновников. Ну а дальше все понятно и легко просчитывается. Я вообще хотел бы обратить внимание Антикоррупционной службы республики на то, что у нас по международным арбитражам нанимают почему-то одни и те же американские юридические фирмы. Я не знаю, насколько эти юристы компетентны, но результаты арбитражной практики говорят сами за себя.

Автор: Мерей Сугирбаева
Источник: Exclusive.kz

Читайте по теме:

Казахстанские суды в погоне за статистикой нарушают закон

Насколько правосудие доступно казахстанцам во время пандемии?